12 апреля 1877 г. царь Александр II в Кишиневе подписал манифест об объявлении войны Османской Турции. В нем признавалась неудача дипломатических двухлетних усилий заставить Ильдиз-Киоск улучшить положение славян в Боснии, Герцеговине и Болгарии. Военные действия предпринимались во имя улучшения положения восточных христиан. В Тирасполе монарх счел нужным дать определенное разъяснение боевым войскам: “Я не желал Вас привлекать к этому делу, по этой причине я, насколько было возможным, выжидал. Жалел проливать Вашу кровь, дорогую для меня, но когда необходимо защитить честь России, я уверен, что все до единого готовы положить свою жизнь”. 12 апреля 1877 г. русские формирования начали боевые действия на границе. Главнокомандующий Кавказской армией вел. кн. Михаил Николаевич подписал “Обращение” на армянском и турецком языках к населению Эрзерумского вилайета. Местные жители призывались быть миролюбивыми по отношению к русскими частям. Заявлялось об отсутствии намерения русских войск погубить Османскую Турцию и необходимости обеспечить права христиан и мусульман. Указывалось на строгое предписание русским частям “не трогать” мирное население. Обещалось не допускать падения ни одного волоса с невинной головы в случае миролюбивого отношения и нахождения в собственных жилищах. Командующему Кавказской армией Т. Лорис-Меликову, как и другим военноначальникам, вменялось наказывать лиц, негативно относящихся к мирному населению. Само назначение Лорис-Меликова, представителя армянской знати, как и наличие в Кавказской армии видных армянских военно-начальников, являлось проявлением учета значения армянского населения в сражениях на территории Малой Азии. Также имелись обращения на грузинском и турецком языках к населению Аджарии и Кобулети, свидетельствующие об учете местной специфики в предстоящем театре войны.
Акция России вызвала реакцию заинтересованных сторон. Османская Турция провозгласила “джихад” - священную войну во имя территориальной целостности. Англия изложила свои приоритеты Петербургскому двору: 1) сохранение в неизменности статуса черноморских проливов и Константинополя; 2) недопущение блокады Суэцкого канала; 3) нежелательность оккупации Египта. Россия заверила Сент-Джеймский кабинет в своем согласии рассматривать статус проливов и Константинополя “концертом” европейских держав и отвергла экспансионизм относительно Суэцкого канала и Египта.
В отличие от Крымской войны, Турция осталась один на один с Россией. В немалой степени это было обусловлено провалом реформ сверху, которые гарантировали бы жизнь и имущество христианского населения Османской Турции. Провозглашаемые акты не меняли положения дел: прокламация Высокой Порты 9 мая 1855 г., хаттихумаюн 16 февраля 1856 г., закон об общем управлении вилайетов 1870 г., имперский хатти 1876 г. о вступлении султана Абдул Гамида на престол, манифест о введении Османской конституции и генеральная инструкция по управлению вилайетами 1876 г. Возникла выжидательная пауза в видах ведущих держав, окончание которой зависело от успехов России на поле брани.
В начале мая 1877 г. видный армянский либеральный деятель, редактор и издатель газеты “Мшак” Гр. Арцруни выступил с инициативой по определению судьбы Турецкой Армении. Намечалось использование двух альтернатив: присоединение к Российским владениям в Закавказье, либо достижение автономии в составе Османской Турции. Предпочтительной признавалась первая альтернатива, а вторая рассматривалась допустимой. Желательность первой альтернативы мотивировалась историческим опытом и освободительной миссией России перед восточными христианами. Второй альтернативой предусматривалось получение автономии по примеру о.Крита, Герцеговины, Боснии и Болгарии.
Подход Арцруни затрагивал судьбу армянского народа, находящегося в составе Турции, России и Персии. Наиболее благоприятные условия для развития армян имелись в Российской державе. По данным газеты “La jeune Republigue”, в 1830 г. число армян в Российской империи составляло 350 тыс., а к началу Русско-турецкой войны - 1 млн. чел. Причиной роста численности армянского населения указывались экономическая обеспеченность, безопасность личности, служба на гражданском и военном поприщах. В русской армии насчитывалось до 26 видных военноначальников армян. В Персии численность армян оценивалась до 450 тыс., что являлось несколько завышенным, некоторое количество проживало в Индии, занимаясь торговлей.
3 млн. армян представлялось в Османской Турции. Наивысшая концентрация армянского городского населения имела место в Константинополе - 200 тыс. чел. Местные армяне занимали видные посты в правительственных ведомствах, как, например, министр торговли и общественных работ Одян эфенди, другой армянский представитель занимал пост государственного секретаря в Министерстве народного просвещения, а третий возглавлял отдел делопроизводства внешнеполитического ведомства. При всем том армянам как христианам запрещалось носить и использовать оружие. Массы армянского населения в Турецкой Армении притеснялись и эксплуатировались, остро стоял земельный вопрос, ощущалась необходимость обеспечения личной безопасности и собственности.
Призывы Гр. Арцруни к России определиться в вопросе судьбы Турецкой Армении получили международный резонанс. Германское телеграфное агентство из С.-Петербурга распространило сообщение, что газета “Мшак” выступает за присоединение Западной Армении к России. Возникли толки в журналистской среде (газеты “Московские Ведомости”, “Голос”, Новое Время”), которые обратили на себя внимание корреспондента бельгийской газеты “Jndepedance Belge” – N 175 и побудили его выступить с пространной статьей о будущем Турецкой Армении. Возможность еe присоединения к России сочтена не соответствующей реалиям.
Этим самым опровергалась точка зрения о стремлении Петербургского двора захватить Западную Армению для обладания коммуникациями, ведущими к Индии, и нанесения ущерба видам Англии: “Более ошибочного, чем это предположение не существует”. Вместо этого привлекательной для европейской общественности сочтена идея армянской автономии: “Но свободная Армения, во главе с христианским князем, который не будет ни русским и не англичанином, явилась бы истинно просветительским вопросом”. Наделение Турецкой Армении статусом автономии представлялось не противоречащим видам двух соперничащих держав на Ближнем Востоке: “Это будет настолько полезным России, сколько же и Англии”.
В общем плане были представлены аргументы за и против подобного подхода для заинтересованных сторон - армян, России, Англии и Турции. С армянской точки зрения, это был бы наилучший выход после почти пятивекового турецкого господства, что позволило бы освободиться от иностранного владычества. Численность населения автономной Армении исчислялась в 4 млн. чел. Это имело тем более важное значение, так как большинство армян проживало в коренной среде исторической отчизны. В пользу предлагаемого решения Армянского вопроса указывалось трудолюбие армян, известных как земледельческий народ, “развитый и умный”. Состояние политической культуры армянского народа признавалось достаточно высоким, способным осуществлять управление страной, что наглядно проявлялось в использовании армян на государственной службе в Турции, России и Персии.
В ведение армянской администрации автономии должны были быть включены управление, финансы, образование, наука. Язык армянский сочтен годным к использованию в качестве официального. Мнение мотивировалось наличием древнего языка грабара и нового ашхарабара, который стремительно развивался. Важным фактором геополитики сочтено исповедывание армянами “древней христианской религии”. Существенным критерием политической жизнедеятельности армянского народа указано наличие длительного исторического развития: “Он имеет, в конечном счете, славное прошлое и блистательную историю”.
Изложена структура “свободной Армении” как “политического организма”. Управление должно было базироваться на конституционном строе, что позволило бы иметь полностью свободное внутреннее самоуправление. Правитель Армении должен был утверждаться фирманом султана. Поддержание правопорядка и тишины намечалось осуществлять при содействии определенного числа войск.
Предусматривалось создание полиции и жандармерии, местного судопроизводства и кредитных учреждений. С целью сохранения баланса интересов заинтересованных держав авансировался совместный протекторат России, Турции и Персии. Рассмотрен тезис “выгодности” существования свободной Турецкой Армении. Она подлежала освобождению от вековой эксплуатации, прежде всего с точки зрения гуманизма. Автономный статус Армении позволил бы Османской Турции исправно получать налоги, собираемые с большим трудом с армян, так как большая часть их оседала в карманах турецких чиновников. Россия, Турция и Персия имели бы возможность установить спокойствие в пограничной зоне, где ее гарантом явилась бы буферная Армения. Это решение позволило бы России снять подозрение Англии относительно ее аннексионизма к Индии: “Взаимное соперничество двух держав сменится дружественными отношениями”. С точки зрения “всего человечества”, должно были произойти освобождение четырехмиллионного армянского народа, который, получив нормальные условия жизни, должен был внести свой вклад в развитие прогресса.
Затронут тезис “невыгодности”: “Кому мешает свободная Армения?” Прежде всего гарантом геополитической активности должна была стать сама Армения: “Ни для кого это не секрет, так как умеренность и степенность армянской нации в политическом развитии известны всему миру”. Чисто платонически утверждалось о возможности положительного отношения Османской Турции к статусу автономии, чтобы вознаградить армян за многовековые мучения, напоминая о предоставлении ей в 1863 г. “Сахманадрутюна” - основ самоуправления. В “конституцию” намечалось включить положение о правящем князе и определение границы. В случае же несогласия Турции от нее предусматривалось затребовать самоуправление, как это имело место в Греции, Черногории, Сербии и Румынии. Историческая миссия возрождения Армении возлагалась на царя Александра II и Россию, во имя устойчивых и спокойных границ на Кавказе: “Армяне столько оказывали услуг, что и она должна их вознаградить”.
Изложенный бельгийский план упрощенно излагал сцепление геополитических интересов как ведущих держав на Ближнем Востоке, так и отношение сопредельных стран к судьбе Турецкой Армении. Оптимизм автора базировался на опыте Лондонской конференции 1830 г., определившей статут независимости Бельгии, не допустившие еe присоединение к Франции. Великие державы затем поддержали кандидатуру принца Леопольда Саксен-Кибургского на бельгийский трон. Отсюда два понятия, используемых автором: автономная и свободная Армения. В то же время в плане было слишком много филантропического с точки зрения ближневосточной политики и геополитических интересов.
Здесь игнорировалось, что создание автономной Армении затрагивало судьбу Персидской и Русской Армении, которые в течение времени проявили бы естественную тягу к объединению. Османская Турция должна была лишиться опорного тылового пространства, значение которого резко возрастало по мере сокращения территорий европейских владений. Наличие самоуправляемой Армении затрагивало также виды транзитной торговли Великобритании через Трапезунд - Эрзерум - Тавриз с Персией, суживало её возможности влиять на Ильдиз-Киоск путем разыгрывания армянской карты. Россия получила бы преграду поступательному движению в Малой Азии.
Интерес представляет соответствие бельгийского плана текущим политическим установкам ведущих держав в формируемом Армянском вопросе. Суть английских интересов раскрывает письмо посла в Константинополе Г. А. Лейярда внешнеполитическому ведомству от 30 мая 1877 г. В нем признавалось наличие угрозы видам Туманного Альбиона при затяжной войне России против Турции, которая позволила бы Петербургскому двору установить контроль над большей частью османской территории. В случае намерения России присоединить какую-либо провинцию Европейской Турции это явилось бы предметом забот всей Европы, так как рано или поздно подконтрольные районы перешли бы в еe собственность.
Иной сочтена ситуация для Азиатской Турции: “Если Россия захочет при каком-либо случае присоединить часть Малой Азии, вопрос будет изменен и получит для нас совершенно иной образ, так как в этом случае угроза будет существовать лишь для интересов Англии”. Яблоком раздора представлялась Турецкая Армения: “Для других держав занятие Россией Армении не будет иметь большого значения, но Англия перед своими глазами должна иметь в виду то влияние, которое может иметь присоединение этой видной провинции к России для наших индийских владений”.
Утверждение России в Турецкой Армении представлялось чреватым осложнениями для геополитических интересов Туманного Альбиона: “В этом случае Россия стала бы господствовать над всей Малой Азией, а также над долинами рек Ефрат и Тигрис, которые бы окончательно перешли в руки России”. Более того, в геополитическое пространство воздействия России подпадала бы Персия. Здесь Лейярдом представлялась разменная комбинация между Россией и Персией. Первая якобы стремилась предоставить Багдад Тегеранскому двору, а взамен получить Гилян и Мазандаран. Возможности этой комбинации сочтены реальными: “Когда интересы двух стран требуют изменений, то рано или поздно эти изменения происходят”. Интерес Персии к Багдаду представлен давним, связанный с местонахождением святынь шиизма, а сам персидский народ указан жаждущим этого часа икс. Приобретение же Гиляна и Мазандарана позволило бы России получить полный контроль над Каспийским побережьем и установить контроль над коммуникациями, ведущими в Герат, Афганистан и Индию. Тегеранский двор же должен был отказаться от мусульманской солидарности с Османской Турцией и принять условия России о совместном сотрудничестве. В этом случае переход Багдада под контроль Персии рассматривался тождественным его приобретению Россией.
В большом геополитическом пространстве имперской Англии, от Африки до Багдада и Индии, Турецкая Армения могла стать заметной величиной: “Предположим, что Россия стремится овладеть Индией. Не трудно понять, что присоединение Армении к ней не будет совершенно того значения, которые имеют присоединение Туркестана и части Средней Азии. Это нельзя оставлять без внимания. В Армении и Северной Персии Россия найдет многочисленное и сильное население, которые могут стать великолепным центром для мощного войска, готовым в любую минуту вторгнуться на границу нашей Индии”.
В то же время русские форпосты через Каспийское море и Батуми поддерживали бы связь с центром державы, что усилило бы геополитический баланс сил и позиции в международных отношениях. Последствия геополитического прыжка на Ближнем Востоке с приобретением Турецкой Армении представлялись плачевными для Англии: “Овладение Армении, присоединение Гиляна и Мазандарана к России будет иметь такое моральное воздействие на наших мусульманских подданных и население Средней Азии, что это стремление не может ускользнуть от внимания державных деятелей, которые понимают значение Индии для Англии”.
Лейярд обосновывал традиционную английскую концепцию продвижения России на подступах к Индии. Неизменной целью Лондона представлялся отвод русской угрозы, побуждающий защищать целостность Османской Турции. На деле же шли две встречные экспансии - русская и английская. Туманный Альбион со времени Туркманчайского и Адрианопольского трактатов 1828 и 1829 гг. мешал продвижению России в Турецкой Армении, когда знаменитый русский полномочный министр А. С. Грибоедов планировал одновременное ее занятие русскими войсками, а занятие Багдада – корпусом наследного принца Персии Аббас-Мирзы.
В 60–70 гг. ХIХ в. обострилось противоборство Англии и России в Средней Азии. В 1864 г. Россия заняла Ташкент, использовав борьбу за него Бухарского и Кокандского ханств, что позволило образовать Туркестанское генерал-губернаторство. На просьбу Лондона установить буфер между двумя государствами в виде независимого государства Афганистан Россия в 1871-1872 гг. выразила согласие.
Это позволило России присоединить Хивинское ханство в 1873 г., а 19 февраля 1874 г. царским указом включить Кокандское ханство в состав Туркестанского края. Успешность действий России по опережению Англии в наступательных действиях в Средней Азии Лейярд автоматически распространял на занятие Петербургским двором Турецкой Армении и Северной Персии.
Использованный метод аналогии относительно судьбы Западной Армении и Туркестана при внешнем сходстве в обосновании геополитического экспансионизма России в различных регионах игнорировал их внутреннее и внешнее различие. Если среднеазиатские ханства являлись слабыми феодальными владениями, которым Англия затруднялась оказать действенную помощь, то Западная Армения входила в состав мощной военноразлагающейся империи, в существовании которой были заинтересованы европейские державы для поддержания баланса равновесия. Более того, английский флот в Средиземном море, наличие антирусских настроений в Ильдиз-Киоске делали притязания и возможности Туманного Альбиона более осязательными. Именно эти факторы, а не только обеспокоенность за судьбу Индии, являлись основой для обоснования Лейярдом туркофильской политики.
Свои резоны имел Петербургский двор. Россию беспокоило намерение Англии построить железную дорогу через южные окраины Турции и Персии, старавшейся уменьшить торговое значение строящейся русской железной дороги от Черного моря до Каспийского моря (Поти-Бакинская линия). Переговоры о её финансировании английскими капиталистами оказались несостоятельными. В северной Персии английская компания “Ротчер” получила в 1872 г. концессию на строительство железной дороги от порта Энзели до Персидского залива с ответвлением к Тегерану. В течение трех лет с весны 1873 г.
должна была быть построена железная дорога к Тегерану, а за восемь лет - к Персидскому заливу. Этими акциями Англия получила бы возможность овладеть ресурсами Персии, противостоять русскому политико-экономическому воздействию в северной Персии и в Центральной Азии.
В качестве ответа Россия запланировала продолжить Поти-Бакинскую линию с ответвлениями через Тегеран на Афганистан и Пенджаб, а через Астрабад - на рынки Центральной Азии. Медлительность в строительстве Кавказских железных дорог привела преимущественно к военнополитическому закреплению Средней Азии за Россией. Строительство русской железной дороги в Северной Персии не снималось с повестки дня. Оставался актуальным вопрос определения судьбы Турецкой Армении.
Военные успехи России на Балканском и Кавказском театрах боевых действий в октябре 1877 г. вызвали тревогу ведущих европейских стран. К ноябрю Германия, Австро-Венгрия, Англия и Италия достигли соглашения об основах мира между Россией и Турцией. Намечалось признать независимость Сербии и Румынии. К Румынии намечалось присоединить район Добруджи. Черногория должна была закрепить за собой земли, контролируемые ее войсками. Босния, Герцеговина и Болгария приобретали статус автономий во главе с христианским губернатором. России возвращалась Бессарабия, уступленная в результате Крымской войны. В Малой Азии предусматривалось воплощение status guo ante bellum, то есть существовавшего положения до начала конфликта. Россия должна была получить контрибуцию с Османской Турции за военные издержки.
Практически удовлетворялась русская программа о статусе славян Балканского полуострова. Россия окончательно расставалась с последствиями Крымской войны, но игнорировалось положение об “улучшении участи” остальных христиан Османской Турции. В сохранении целостности территорий Турции в Малой Азии чувствовался почерк английской дипломатии. Комментируя эту программу, русская газета “Голос” находила еe вполне приемлемой относительно славянских народов, но восстановление статус-кво в Малой Азии сочтено несоответствующим военным жертвам России. Предлагалось осуществить новое устройство Турецкой Армении.
Османская Турция оказалась в критическом положении. Боевые действия на двух фронтах выявили ограниченность людских ресурсов. Для их восполнения султан Абдул Гамид наметил призыв христиан в армию, но встретил противодействие греческого патриарха и тактическое маневрирование Нерсеса Варжапетяна. Для обеспечения симпатий армян султан наградил армянского патриарха высшим орденом империи и заявил о своей любви к армянскому народу. Поражение армии Мухтар паши в октябре в Малой Азии перечеркнуло все турецкие надежды на изменение положения вещей. С 5 ноября на 6 русские формирования заняли крепость Карс и создали угрозу овладения Эрзерумом.
Положение дел вызвало тревогу в Ильдиз-Киоске. 16 ноября 1877 г. состоялся большой совет Османской державы под председательством султана, который рассмотрел военно-политическую ситуацию.
Принято постановление о желательности мира, но при условии сохранения территориальной целостности Турции. В противном случае, декларативно заявлялось об организации борьбы до конца. Постановление было доведено до сведения всех заинтересованных стран.
Обеспокоенность руководства Османской Турции судьбой Западной Армении обусловила обращение великого визиря к патриарху Нерсесу Варжапетяну с предложением наградить духовных предводителей армян Вана, Муша и Эрзерума, лишь бы они содействовали сохранению преданности армянского населения. Расчет строился на примере епархиального Эрзерума, который под угрозой уничтожения собственной паствы был вынужден заверить еe лояльность османским властям с призывом к противодействию русским формированиям. Расчет был зыбок, так как турки в ходе боевых действий разрушили и ограбили около 100 армянских церквей, а 460 тыс. армян было ранено и убито.
17 ноября (29) 1877 г. уполномоченный французского посольства в Константинополе граф де Маин посетил министра иностранных дел Турции Ирвет пашу с сообщением, что русские войска идут на Софию и угрожают Адрианополю. Указав на отсутствие известий на этот счет, министр в духе постановления большого совета заявил, что русские на пути в Константинополь встретят вооруженных мусульман, и “тогда будет видно, кто победит”.
Граф де Маин предложил заключить мир с Россией путем ряда “уступок”, что было встречено с негодованием: “Граф, то, что Вы говорите, многие другие также заявляли. Мы об этом изначально думали и пришли к такому заключению, что в настоящий момент считаем это преждевременным”. В это время принесли телеграмму с речью министра иностранных дел Англии лорда Дерби о невмешательстве в русско-турецкие отношения, которая была зачитана министром вслух в присутствии де Маина. Это позволило французскому уполномоченному обратить внимание, что Англия ничего не предпримет в пользу Турции даже в случае занятия Западной Армении Россией. На что министр Ивет паша заявил о приверженности Турции собственным усилиям, - “Мы никогда не связывали надежд с Англией”, - но указал на бесплодную деятельность посла Лейярда в этом направлении.
В этих условиях возникли различные варианты освобождения турецких армян, такие как присоединение к России, приобретение автономии и воссоздание армянской государственности под властью какого-либо великого князя. В среде западноармянства доминирующим настроением являлось желание освободиться от турецкого владычества. Национальное собрание находило: “Было бы большим несчастьем и преступлением против гуманизма, чтобы Европа в конце войны вновь оставила бы нас под турецким игом”.
В конце ноября 1877 г. наместник Кавказа вел. кн. Михаил Николаевич представил царю Александру II адрес армянского общества Тифлиса в пользу освобождения соплеменников в Османской Турции. Отсутствие гарантии собственности и прав личности, свободы вероисповедания и защиты семьи рассматривалось основой для “улучшения положения” армянских братьев. Содержался призыв к царю проявить гуманизм. России представлялась карта-бланш по Армянскому вопросу, когда она планировала контролировать территорию Западной Армении до выплаты военной контрибуции. Царь Александр II отреагировал оперативно и выразил благодарность Тифлисскому армянскому обществу. Верховный католикос Геворг Vв поздравительном адресе по случаю освобождения Карса высказался в пользу его присоединения к России.
Питательной основой для различных расчетов являлись сообщения прессы. Венские газеты проявляли активность в этой сфере. Газета “Abendpost” сообщала, что основания мира России с Турцией предусматривает занятие порта Батуми и контроль над территорией до выплаты военной контрибуции. В европейской Турции намечалось ввести христианское управление с князьями для освобожденных славянских территорий.
Газета “Press” утверждала о намерении России получить контрибуцию с Турции в 1 млрд рублей. Из-за финансовой несостоятельности султанского режима, по предложению графа Игнатьева, эту сумму предусматривалось получить от Англии, которая взамен приобрела бы о. Крит. Информация газеты “Tagbblatt” носила более осязательный характер. Россия стремилась в Малой Азии получить Батуми, Трапезунд, Карс и Эрзерум, на Балканах утвердить статус автономии для Болгарии, Боснии и Герцеговины, предоставить независимость Румынии, закрепить за Черногорией новые приобретения, но без портов, с оставлением Сербии в прежнем положении. Издание “Kelnishe zeitung” представляло внутреннее положение дел Османской Турции, находящейся в хаотическом состоянии, где армяне мечтали воссоздать Киликийское царство, а греки - возродить Византийскую империю.
Все эти публикации базировались на утечке информации из Петербурга, отражая борьбу различных ведомств вокруг условий предстоящего мира с Турцией, представляя собой зондаж европейского общественного мнения, с которым надлежало считаться дипломатии. Основой являлось обсуждение “возможных условий мира” с Турцией в ”совете” в Главной квартире царя 24 ноября при участии графа Игнатьева. Необходимость диктовалась обращением Турции к послам Англии и Германии для посредничества по заключению мира. В этих условиях “возможные условия мира” предназначались императорам Германии и Австро-Венгрии.
Столичная газета “Северный Вестник” призывала к осторожности и прагматизму: “Зачем нам нужен Карс и Эрзерум? Разве заселили мы пустые места Кавказа, разве обрабатываем сдаваемые там внаем земли, даже в Петербурге есть необжитые пустоши”. Троекратное занятие русскими частями крепости Карс на протяжении пятидесяти лет не представлялось основанием для присоединения к России. Турецкая печать пропагандировала верность армян Османской империи.
По поручению главнокомандующего вел. кн. Николая Николаевича граф Игнатьев составил “Наброски условий мира” как основу для переговоров с турками. 1 декабря ”Наброски” были зачитаны царю Александру II в присутствии представителей заинтересованных внешнеполитического и военного министерств. После санкции канцлера А. М. Горчакова 8–10 декабря Игнатьев оформил проект мирного договора, легший в основу Сан-Стефанского договора.
Вопрос мира между Россией и Турцией в общественном мнении Европы получил представление в двух политических линиях. Первая находила, что основания мира должны быть согласованы между противоборствующими сторонами. Вторая считала о необходимости участия Англии в заключении мира. По совету посла Лейярда, в середине декабря 1877 г. Ильдиз-Киоск решил направить уполномоченных к европейским ведущим державам с предложением стать гарантами проведения реформ в стране. Подход означал стремление сохранить территориальную целостность, отвержение каких-либо уступок России, отделаться очередным обещанием провести реформы. Не надеясь на успех этого подхода, Ильдиз-Киоск запросил посредничества у английского кабинета по заключению мира с Россией. 16 (29) декабря Великобритания приняла предложение Высокой Порты, что на следующий получило положительный отклик в английской печати.
4 декабря 1877 г. Национальное собрание занялось рассмотрением имперского ираде о призыве христиан на службу. Председательствовал член Государственного Совета Турции Нурьян эфенди. В ходе заседания активную позицию заняли армянские иерархи. Бешиктакский епископ Хорен Нар-бей напомнил присутствующим, что 20 лет назад, после хатти-хумаюна 1856 г., армяне просили не освобождать их от воинской повинности, но высочайшей санкции не последовало: “Просьба не была уважена, и армянская кровь по-прежнему лилась беззащитно под саблями этих варваров”. В условиях войны призыв необученных армян рассматривался преступлением: “Теперь Порта, находясь в опасности, хочет включить нас в армию без предварительной к тому подготовки. Посылать нас на врага при таких условиях значит отправлять на бойню”.
Наличие армянских генералов в рядах русской армии представлялось свидетельством обладания выдающихся военных талантов, в то время как армяне в Турции были порабощенной нацией. Епископ Матевос Измирлян отметил отсутствие равенства христиан и мусульман в турецких судах. Имеющиеся законы о равенстве характеризовались “мертвой буквой”. Существовала национальная дискриминация: “У нас нет религиозного равенства, а которое нам предлагают перед опасностью”. Учитывая негативное отношение депутатов к воинской повинности, председатель призвал Национальное собрание поручить ответ патриарху Варжапетяну.
17 декабря 1877 г. состоялось заседание большого Духовного и Смешанного советов Национального собрания. Тональность заседанию придавал кондак греческого патриарха об отклонении воинской повинности для греков, зачитанный утром в православных церквях.
Председатель заседания патриарх Нерсес выступил против воинской повинности армян, исходя из различных соображений. Первым значилось религиозно-этическое: “Армянская религия запрещает обнажать меч для защиты религии, которая противоположна нашей, между тем, война, к которой нас приглашают принять участие, ведется во имя мусульманской религии о провозглашении священной войны”. Другим соображением представлялось лишение армян права на существование как этнической группы: “Турция не отечество для христиан, потому что нас, при существующих законах, считают только арендаторами, так как земля, нами накормленная, никогда не принадлежит нам, как только временно и под условием уплаты известного оброка”. Был утвержден негативный ответ правительству: “Вербование армян по случаю нынешней войны неудобно”.
Успехи русских формирований в Малой Азии катализировали патриотический настрой турецких армян в пользу самоопределения. Пресса сообщала о подъеме национального сознания армянского населения Высокой Порты: “Независимость или русская Армения! - таков общий крик, раздающийся среди этих вековых жертв мусульманского владычества”. Подобный настрой армян побудил посла Лейярда в конце декабря внести предложение в Национальное собрание о достижении автономии Западной Армении под покровительством Туманного Альбиона. Национальное собрание сочло предложение английской интригой, призванной перессорить армян с Россией и Турцией.
Выдвинут компромисс: начать переговоры о самоопределении с Россией и Англией, ставя об их сущности османское правительство. Такой подход позволял использовать возможности великих держав в проблеме самоопределения Западной Армении, а также добиваться автономии в составе Османской Турции. Патриархом Нерсесом Варжапетяном был представлен проект автономии Западной Армении в составе Высокой Порты.
31 января 1878 г. в Адрианополе было подписано перемирие между Россией и Турцией, что стало основой для реализации намеченной программы политической программы России и возможных уступок со стороны Османской империи. Россия, начав войну против Османской Турции в 1877 г., преследовала цель кардинального разрешения статуса балканских народов и улучшения положения христиан Малой Азии. Англия стала решительным противником усиления русского влияния на Балканах и в Малой Азии. Она находила, что возможность присоединения Западной Армении к России превратит еe в плацдарм для создания угрозы владычеству в Индии. Армяне Кавказа выступили за предоставление соплеменникам в Турции статуса, равного балканским славянам.
Армяне Турции от стремления достичь преобразований на Константинопольской конференции 1876 г., пришли постепенно к выдвижению положения о самоопределении в различных формах - независимость, присоединение к России, автономия в составе Высокой Порты. В ходе Русско-турецкой войны 1877 г. и обсуждения возможных еe итогов в среде ведущих держав произошло формирование Армянского вопроса как проблемы самоопределения, которой предстояло заняться международной дипломатии при выработке условий мира между Петербургом и Ильдиз-Киоском.
В то же время В. А. Парсамян считает несостоятельным мнение Лео, Д. Анануна, Б. Борьяна, которые критиковали Россию за формирование 16 статьи Сан-Стефано, определяя её “величайшим злом”. С точки зрения реальной политики, учитывая расхождение интересов ведущих держав к Армянскому вопросу, Россия и армянские деятели сумели получить максимум возможного в Сан-Стефанском договоре.
Последующее развитие событий в Армянском вопросе стало предметом осмысления в национальных рядах. В 1878 г. адвокат Гр. Зограб, только начинающий служение на национальном поприще, составил критическую статью на работу Минаса Чераза “Что мы выиграли от Берлинского конгресса”. Чераз являлся секретарем-переводчиком армянской делегации во главе с епископом Мкртичем Хримяном на Берлинском конгрессе 1878 г. Делегация была отправлена Константинопольским патриархом Нерсесом Варжапетяном 8 марта 1878 г. и находилась в столице Германии до 30 июля. Здесь был принят Берлинский трактат, подводящий итоги Русско-турецкой войны 1877-1878 гг., где 61 статья провозглашала необходимость проведения реформ в армянских вилайетах Османской Турции под контролем шести ведущих держав Европы. Чераз выносил на суждение армянской общественности свои позитивные представления о конгрессе и достигнутом результате.
Григором Зограбом было обращено внимание на обещание Чераза придерживаться “дипломатического языка”, которое сочтено нарушенным. Для этого использовано выражение, сравнивающее ситуацию со временем возникновения II Пунической войны между Римом и Карфагеном, имевшей место в 218–201 гг. до н. э., для объяснения отношения армянского народа к Константинопольскому патриарху Нерсесу Варжапетяну. Речь шла том, что Берлинский трактат уничтожил упоминание понятия “Армения”, содержащегося в 16 статье Сан-Стефанского договора от 19 февраля 1878 г. Отмечается суждение Чераза, что Берлинский конгресс в выгодном свете отредактировал для армянского народа 16 статью Сан-Стефанского договора, трактуемую как достижение в сфере Армянского вопроса.
Такое представление трансформации 16 статьи Сан-Стефанского договора в 61 статью Берлинского конгресса сочтено некорректным. Отмечается, что патриарх Нерсес Варжапетян в своем выступлении в Национальном собрании указал на обращение к министру иностранных дел Франции В. Вандингтону о защите интересов армян на конгрессе. Однако опубликованные протоколы Берлинского конгресса зафиксировали уклонение Вандингтона от обращения Константинопольского патриарха. При этом Чераз положительно отзывался о миссии министра иностранных Англии лорда Р. Солсбери на конгрессе. Между тем Варжапетян, перед началом Берлинского конгресса, в Национальном собрании распространил программу “Административного Устава” для Армении, где имелись статистические данные, которую представил также и Минас Чераз. Программа была направлена английскому представителю Конрейну на Берлинском конгрессе.
Выявление противоречия во мнениях Минаса Чераза и патриарха Нерсеса Варжапетяна относительно состояния Армянского вопроса позволило Зограба заключить о несостоятельности их позиций: “Ни то, ни другое не соответствуют ожиданиям и желаниям нации и не могут удовлетворить еe интересы”. Вторым промахом Чераза Зограб находил представление “новоявленным дипломатом” в содержании 16 и 61 статей. Согласно Черазу, по 16-й статье Высокая Порта обязывалась перед Россией “защищать” армян на территории, занятой русскими войсками, что имело ограниченный характер: “Это обещание относилось к малой части Армении - Карину (Эрзеруму)”, в то время, как 61 статья Берлинского конгресса, как указывал Чераз, относилась ко всем вилайетам, населенным армянами.
Не вынося окончательного мнения о том, чем 61 статья лучше или хуже 16 статьи, Гр. Зограб обвинил секретаря-переводчика патриаршей делегации в несостоятельности публичного выступления, что Сан-Стефанским договором Османская Турция обязалась “защищать” лишь армян Каринской области. Об этом свидетельствовало содержание 16 статьи, опубликованной в переводе Черазом. В ней речь шла о том, что вывод русских войск из Армении (Западной) может послужить поводом для столкновений, поэтому Высокая Порта обязывалась провести реформы для армянских областей исходя из внутренних потребностей и обеспечения безопасности армян от турок и черкесов. Между тем как сам Чераз делал вывод, что после вывода русских войск из Каринской области Армянский вопрос становился упраздненным по Сан-Стефанскому договору.
Зограб прямо указывает, что затраченные усилия Черазом по умалению значения армянской статьи Сан-Стефано имеют адекватное значение для возвышения армянской статьи Берлинского конгресса, чтобы показать ее преимущества и полезность. Но при этом “новоявленный дипломат” допускает оплошность о несоответствии достигнутого ожиданиям Нерсеса Варжапетяна: “Высокопреосвященный патриарх запросил самоуправление, в чем Россия и затем Европа отказали нам”. Затем же Чераз заявлял, что Армения имела право получить административную автономию по примеру о. Крита, но Европа не снизошла, очевидно, не считая армян способными к самостоятельной жизни.
Это положение, которое приводит Чераз, Зограб нашел абсурдом и тавтологией. Если делегация знала о “неспособности” армянского народа Османской Турции к автономии, то ей незачем было ехать на конгресс. В этом случае требование автономии рассматривалось как опасное явление для национальных интересов. Допускался и вариант того, что это положение было выдвинуто английской стороной в ходе обсуждения Армянского вопроса с лордом Солсбери, но с пессимизом. Дело в том, что приводилась выдержка из письма Хримяна английскому послу в Константинополе Лейярду, после переговоров с Солсбери, что армяне не претендуют на независимость и не имеют “способности к автономии”. Обращалось внимание и на то, что параллельно с миссией Хримяна в Европу, Константинопольский патриарх послал в С.-Петербург епископа Хорен Нар-бея. Из этого делался вывод о наличии “двух политик” в деятельности представителей Константинопольского патриархата.
Несостоятельным сочтено и утверждение, что после миссии другого посланца патриарха епископа Матеоса Измирляна к католикосу всех армян Геворгу IVделегация Хримяна была направлена в Лондон для проведения “другой политики”. Хримян собрался в путь 8 марта, а Измирлян вернулся из Эчмиадзина в Константинополь лишь 28 марта.
В конечном счете Армянский вопрос уперся в позицию Англии и России. Зограб отмечает, что 18/30 мая 1878 г. между ними состоялось соглашение о пересмотре Сан-Стефанского договора, хотя содержание статей относительно Армении не раскрывалось. Между тем седьмая статья гласила, что обязательства, приобретенные Россией по “предварительному договору” относительно Армении должны исходить не только от России, но и от Англии. 10 статья излагала отказ России от Баязета и Алашкертской долины, являющейся местом прохождения транзитного пути, затрагивающей интересы турок, а на деле имеющей важное значение для Лондона.
По мнению Зограба, исходя из этого соглашения становится понятным, “какую роль” сыграл Хримян в Лондоне относительно Армянского вопроса. На наш взгляд, следовало бы оформить эту мысль другим образом: становится понятным, какую роль сыграла Англия в подготовке рассмотрения Армянского вопроса на Берлинском конгрессе, тем более, что согласно оборонительному соглашению между Англией и Турцией, первая обязывалась обеспечить территориальную целостность еe азиатских владений, а взамен получала о. Кипр.
При этом отметим, что свои суждение Зограб не считал абсолютной истиной, поскольку не располагал всей информацией о деятельности патриарха Нерсеса Варжапетяна и подспудном содержании публикации Минаса Чераза. Обращает на себя внимание утверждение Зограба о наличии “двух политик” в деятельности представителей Константинопольского патриархата - Хримяна и Нар-бея, которое требует осмысления. Хорен Нар-бей 15 марта 1878 г. в С.- Петербурге представил царю Александру II программу создания из Западной Армении единого административного образования под руководством управляющего из армян-григориан, которым намечался граф Лорис-Меликов. Кандидатуру его предстояло вносить России на утверждение султана. Предусматривались армянские уездные начальники, армянская полиция и депутатское собрание Армении. Судами должны были заведовать армяне. Намечалось совершенствование налоговой системы и разоружение немусульманского населения, гарантирование автономии населению Зейтуна в Киликии. Все права и привелегии Армении (Западной) должны были получить отражение в новом “Административном Уставе“, пользующемся покровительством России, и подлежащим утверждению султаном. Программа предусматривала автономию Западной Армении под протекторатом России.
Чтобы понять программу Хримяна, необходимо учесть еще одного фигуранта. Зограбом опущено наличие третьей миссии, а именно - епископа М. Измирляна, который был направлен патриархом Нерсесом Варжапетяном и Национальным собранием к католикосу всех армян Геворгу IV. В Эчмиадзине 10 марта 1878 г. он запросил аудиенцию по Армянскому вопросу.
В первом пункте составленного проекта для католикоса ставился вопрос присоединения Западной Армении к России путем объединения с Араратской страной (Ереванской губернией). Взамен вторым пунктом для объединенной Армении запрашивались привилегии и права для Болгарии. Это практически означало создание великого княжества Армении в составе Российской империи. Благо имелся аналог в лице Финляндии, имеющей парламент и войско. Согласно третьему пункту, в случае возвращения Западной Армении Османской Турции запращивалось обеспечение безопасности армянского населения и проведения реформ под контролем русских войск. Затем следовала схожая часть с программой Нар-бея о сути преобразований.
Самобытной была вторая часть программы, которая предусматривала, что католикос Геворг IV, как сведущая личность, должен был послать на европейский конгресс более опытных деятелей для решения Армянского вопроса. Отмечалось, что католикос всех армян должен был впервые этот вопрос вынести на усмотрение Европы. Следовательно, программа Измирляна намечала два варианта решения вопроса: объединение Армении под русским протекторато, либо проведение административных преобразований в составе Османской империи.
С учетом того, что Хримян выехал раньше из Константинополя в Европы, чем состоялась Эчмиадзинская аудиенция Измирляна, а также замечания Зограба о наличии у “Айрика” проекта “Административном Устава”, можно заключить, что он носил компромиссный характер. Именно создание административного образования Армения в составе Османской империи, но под протекторатом Европы. Этот проект он будировал в Италии (15–17 марта), Франции (19–31 марта) и Англии (апрель-май). Обсуждение же проекта Хримяном в европейских столицах, с учетом замечаний и сложившейся геополитической ситуации в отношениях России и Англии, заставили внести изменения в программу.
22 и 28 июня 1878 г. бывший Константинопольский патриарх Хримян представил на усмотрение главам делегаций России и Англии Горчакову и Солсбери проект “Органического регламента для Турецкой Армении”. Декларативно провозглашался отказ от желания прибрести самостоятельность и отделиться от Турции. Все желание армян сводилось к приобретению вали (управляющего) для Западной Армении, составляющей Эрзерумский и Ванский вилайеты, северную часть вилайета Диарбекира, где армяне имели преобладание над мусульманским населением. Вали должен был назначаться европейскими державами и утверждаться султаном, который должен был управлять местной администрацией посредством центрального Совета для сохранения порядка и тишины, а часть налоговых поступлений направлять на развитие и местные нужды. Отмечалось, что назначение вали из мусульман приведет лишь к торпедированию реформ. Благо имелся исторический опыт модернизации Османской империи.
Меморандум об автономии Турецкой Армении был представлен делегацией Хримяна конгрессу 25 июня 1878 г. Приемлемость проекта для великих держав обуславливалась заголовком и содержанием проекта, являвшегося отражением “Органического Статута” Ливана 1861 г., принятого Турцией под давлением Англии и Франции, а для России - “Органическим регламентом” для Дунайских княжеств 1831–1832 гг., введенным после Русско-турецкой войны (1828–1829 гг.), которые определяли их общественно-политическое устройство.
Скромность армянских требований подчеркивалась данными турецкой официальной статистики о численности армянского населения. Без территорий, приобретаемых Россией по Сан - Стефанскому договору, численность населения определенной территории Западной Армении составляла 1 млн. 700 тыс. чел. Из них: армяне – 1 млн. 150 тыс.; турки - 400 тыс.; курды (кочевые) - 80 тыс. и прочие 70 тыс. Для жизнеспособности Турецкой Армении предполагалось закрепление за ней черноморского порта Риза. Программа самоуправления Турецкой Армении по примеру Ливана, разработанная Гр. Отяном, была представлена патриархом Нерсесом Варжапетяном султану в марте 1878 г.
Изложенный ход формирования автономии имеет значение для уточнения ряда подходов в историографии. Обращает на себя внимание мнение Кемаля Имранлы об отсутствии политической программы деятельности у армянских деятелей, которую “можно было бы положить на стол дипломатических переговоров”. Основой представлен подход профессора В. А. Парсамяна о её появлении во время Адрианопольского перемирия. При этом Имранлы приводит также мнение Б. А. Борьяна, который ссылается на акт перемирия в Адрианополе от 31 января 1878 г., где отсутствие армянских статей вызвало растерянность в армянских рядах. “Недоумение армян” заставило патриарха Нерсеса Варжапетяна начать переговоры по этому вопросу с Игнатьевым.
Все как будто верно, указаны сноски на авторов, но интерпретация иная. Проблема наличия политической программы у армянских деятелей имеет общий и конкретный подход. Использованные слова Борьяна явно вырваны из контекста его представлений. Так, им дается общее понятие политической программы, которая просто игнорируется: “Политическая программа национально-освободительного движения является программой господствующих классов”. Продолжение конкретизирует подход Борьяна к Армянскому вопросу, отождествляемому с борьбой за национальную государственность как в Персии, так и Турции: “Возникновение армянского вопроса также является выражением стремлений торгового капитала и меликов (феодалов) Армении восстановить армянскую государственность”.
Говоря о Парижском трактате 1856 г., Борьян еще более уточняет свою точку зрения: “Армянский вопрос наряду с вопросами других христиан в Оттоманской империи превратился из части восточного вопроса в вопрос международный”. Более того, общая политическая программа восстановления армянской государственности в форме решения Армянского вопроса подпитывалась различными видениями. Борьян указывает: “Различные политические группировки среди армян выставили свои программы освобождения и вырабатывали свои методы достижения цели”. Действительно такие проекты рассматривались и армянской историографии, и их подходы вышерассмотрены.
Наконец, что же значит само высказывание Борьяна. Для этого приведем ответ на запрос патриарха Нерсеса Варжапетяна со стороны русского посла в буквальном изложении Имранлы: “Игнатьев ответил, что “пока Армения не может рассчитывать получить ту свободу, которую получит Болгария, так как армяне оказались неподготовленными и стали в Армении мертвым элементом”, т.е., - как объясняет Борьян, - не восстали по предписанию царской дипломатии, как это сделали славяне”.
Что из этого следует? Прежде всего происходит столкновение двух политических программ: армянской и русской. Армянская программа включает формы решения Армянского вопроса для восстановления армянской государственности. Она намечала присоединение “Великой Армении” (Эрзерумский, Ванский, часть Диарбекирского вилайетов. Органский санджак) к Российской державе с объединением вокруг Русской Армении. “Малую Армению” (Сивас, Кайсерия и ряд других территорий), остающуюся в составе Блестящей Порты, предусматривалось реформировать по аналогии с другими христианскими областями Турецкой империи.
Проект шел вразрез с программой-минимум России, утвержденной перед Русско-турецкой войной 1877 г., получившей развитие при обсуждении в Главной квартире монарха 24 ноября, где, в частности, возник проект княжества Великой Болгарии от Черного моря до Эгейского моря, развитый в “Набросках условий мира” как основы переговоров мира, с присоединением Карсского пашалыка и заключением Сан-Стефанского мира.
Далее следует понимать, что еще до Адрианополького перемирия армянская сторона поставила в известность Игнатьева об отказе предложения английского посла Лейярда о достижении автономии под покровительством Туманного Альбиона. Просачивание информации о предполагаемом статусе для Болгарии обусловило миссию викарного г. Адрианополя Русуджугяна к Игнатьеву, где, выполняя волю патриарха Нерсеса Варжапетяна, была поставлена проблема приобретения автономной Арменией статуса Болгарии. Отсюда формула Игнатьева: “Армения - не Болгария”.
Запрошенный статус означал, согласно “основаниям мира”, врученным турецкой стороне главнокомандующим русской армии вел. кн. Николаем Николаевичем, обладание определенными прерогативами”, создание автономного княжества, выплату дани Порте в знак вассальства, наличие собственного правительства с представительством от христиан и мусульман, вывод турецких войск.
Еще более очевидно игнорирование мнения Борьяна о национальном характере движения турецких и русских армян в период времени между Сан-Стефанским миром и Берлинским конгрессом, хотя вначале представляется стимуляционным: “Разумеется, что движение буржуазных кругов константинопольских и закавказских армян (1878) объективно имело целью автономную Армению, но субъективно это движение было организовано турецкой и русской дипломатией в их собственных целях. Однако движение это вышло из желаемых рамок дипломатов и превратилось в общественный фактор против них”.
Аналогичным образом Имранлы поступает с подходом В. А. Парсамяна, который находил, что Армянский вопрос “возник в конкретных исторических условиях, имел свои конкретные предпосылки и содержание”. В силу чего утверждается о наличии довоенных и послевоенных политических программ: “Ещё накануне и во время русско-турецкой войны 1877–1878 гг. многие общественные деятели выдвинули вопрос освобождения западных армян от тяжкого ига турецкого деспотизма”.
Указанное же мнение Парсамяна со стороны Имранлы, а именно, что “с опозданием Константинопольский патриарх Н. Варжапетян обратился 1 февраля 1878 г. к русской делегации и просил предоставить те же права и гарантии, которые давались балканским народам”, является относительным. Оно означает лишь то, что патриарх Варжапетян уже понизил уровень требований автономии для Турецкой Армении: от формы княжества до территориально-административной. По существу, армянская сторона затребовала статуса автономии, предусмотренного русской дипломатией для Боснии и Герцеговины.
Исходя из сказанного, отметим, что интерпретация К. Имранлы точек зрения двух армянских историков (Борьяна и Парсамяна) игнорирует реальный исторический процесс, а с другой стороны – не представляет всю степень изучения этой проблематики в армянской историографии.
С точки зрения развития созданных политических программ, значение имеют представления Гр. Зограба и других исследователей. М. Серобян отмечает наличие двух программ, а именно, Хримяна в Берлине и Нар-бея, различия между которыми видятся лишь в получении автономии под руководством царя либо Европы. На самом деле игнорируются степень автономии и её уровень, традиции русской и европейской дипломатии. В этих программах, как и в программе Измирляна, представлен широкий диапазон автономии - Болгарии, Финляндии, Османской Турции и Ливана. Х. Г. Бадалян деятельность делегации Хримяна в Европе представляет как результат достижения “прогрессивных кругов”. Г. А. Галоян определяет программу Нар-бея скромной и как выражение идеалов западноармянства, для которого идея самоуправления еще была “трудноусвоимой”. В. А. Парсамян считает несостоятельным мнение Лео, Д. Анануна, Б. Борьяна, которые критиковали Россию за формирование 16 статьи Сан-Стефано, определяя её “величайшим злом”.
На наш взгляд, программа была реалистичной и в своих двух вариантах - объединенная Армения в статусе Болгарии либо административном образовании решала вопрос полного либо частичного отделения Западной Армении от Османской Турции.
По “горячим следам” Гр. Зограб сумел провести анализ разных представлений об итогах Берлинского конгресса, определить наличие общественных чаяний о содержании Армянского вопроса, наметить обширность деятельности Константинопольского патриарха Нерсеса Варжапетяна и показать более прогрессивный характер содержания Сан-Стефанского договора перед Берлинским трактатом. Поднят вопрос эффективности тактики деятельности Константинопольского патриархата и Национального собрания в национальном деле. Зограбу удалось сопоставить позиции Англии и России в Армянском вопросе, показать субъективизм Чераза к итогам Берлинского конгресса и содержанию принятой армянской статьи.
Зограб стал одним из первых критиков содержания 61 статьи Берлинского конгресса, опустившей понятия “Армения”, отменившей ответственность России за армянские преобразования в Османской Турции и введшей контроль великих держав за проведение преобразований в турецких вилайетах с армянским населением. В то же время выявленные им различные “направления в политике” патриарха Нерсеса Варжапетяна и Национального собрания – делегации Хримяна, Нар-бея (и Измирляна) - представляли собой тактические проявления единой стратегической цели: выведение Западной Армении из-под контроля Османской империи. В этом контексте Нерсес Варжапетян был не профаном и дилетантом в дипломатических раутах, а умудренным восточным политиком. Как его политика, политическая гибкость, так и позиция Национального собрания в условиях контактов с султанским режимом являются достижениями армянской политической и дипломатической мысли. Деятельность же Хримяна отражала достижения и замыслы политического центра западноармянства в текущий момент.
Более того, корректен вывод Борьяна о поисках формата территории армянскими деятелями для воплощения идеи государственности: “Все направления армянской политической мысли совпадают в том смысле, что для политической, для культурного прогресса и верховенства нации необходима территория, т.е. в данном случае “географическая Армения” с армянским населением и государством”.
Это заключение поддерживает С. Асадов, отмечающий, что 16 статья Сан-Стефанского договора зафиксировала наличие Армении в составе Османской империи: “Значение этой статьи в том, что турецкая сторона принимает наличие на территории Османской империи автономной “Армении”, Россия становится защитником армянского народа, и присоединение части Западной Армении к России спасает армянский народ от физического уничтожения”.
Данный подход означает выведение понятия “Армения” за пределы Русской Армении, чтобы воплотить самоопределение Турецкой Армении. В этом отношении Г. Арутюнян отмечает, что 16 статья Сан-Стефанского договора “положение западных армян закрепляло в рамках международного обязательства”. Однако Берлинский конгресс отразил “провал” Армянского вопроса из-за позиции Англии и европейских держав, когда Россия между “малым” и “ничем” должна была выбрать меньшее из зол, а Армянскому вопросу суждено было раствориться в этом “ничто”.
Однако Асадов также последовательно избегает рассмотрения итогов Армянского вопроса на Берлинском конгрессе для составных частей армянского народа. Четкая оценка прозошедшего имеется у Дж. Киракосяна: “Западные державы помешали России полностью осуществить программу реальной помощи армянскому народу. Объединение двух частей армянского народа под её протекторатом не состоялось”.
При этом отмечается эффективность англо-турецкой дипломатии, которая сумела парализовать русский подход к Армянскому вопросу: “Английские дипломаты, турецкие правители способствовали формированию и отправке армянской национальной делегации во главе с Мкртичем Хримяном в Рим, Париж, Лондон, а затем в Берлин с целью достижения автономии для Армении по примеру балканских народов. Такую позицию турецкого правительства многие исследователи объясняют тем, что оно предпочло иметь в составе государства автономную Армению по примеру Ливана, нежели полностью лишиться её в пользу России”.
Согласно Т. Атаеву, Берлинский конгресс стал очередным этапом “христианского пояса безопасности” вокруг Кавказа. В доказательство приводится факт того, что Карсскую область с 1878 г. по 1881 г. покинуло 82 тыс. переселенцев, между тем как приток османских христиан увеличил “удельный вес” армян, составивших в 1882 г. около 32 тыс. В то же время четко фиксируется интернационализация Армянского вопроса, который приобрел инструментальную роль в международных отношениях, что характеризуется отрицательно в геополитическом формате: ”Начиная с Берлинского конгресса, курацию османского “армянского фактора”, наряду с Россией, начинает осуществлять Запад. Помимо ослабления русско-армянского тандема, новый расклад сулил европейским странам-лидерам получение в скором времени территориально-экономических дивидендов (посредством усиления на него давления по вопросу проведения реформ).
Между тем реальный политический процесс в Карсской области имел иное содержание - укрепление христианского пояса безопасности внутри Кавказа. 7 апреля 1882 г. Тифлисская комиссия определила необходимую численность Карсской области в 18 тыс. дымов, из которых армяне и греки должны были составить до 6 тыс. дымов, а большинство - русское население. Решающая роль в этом процессе отводилась русскому переселенчеству из внутренних губерний. Во второй половине 1882 г. было проведено описание населения Карсской области с составлением данных об экономическом положении.
Общая численность постоянных жителей составила 145412 душ. С учетом временно находящихся иностранцами и представителей закавказских губерний количество населения равнялось 151718 душ, а с местными русскими войсками - 162979 душ. Пропорциональное национальное представительство постоянных жителей равнялось: турок - 26,8 %, армян - 21,7% карапапахов - 15%, курдов -14,7%, греков - 10,4%, русских - 5,8%, других - 0,6%. Численность армян и греков равнялась 32,1%. т. е. отражала установленную норму в одну треть населения для Карсской области. Однако туркоязычное население равнялось 41,8%, а с курдами - 56,5%. Такое положение дел и низкое представительство русского населения стали головоломкой для администрации региона.
Обобщающий подход к Армянскому вопросу как международной проблеме демонстрирует В. Г. Крбекян: “История показала, что великие державы остались при этом лишь сторонними наблюдателями и использовали Армянский вопрос исключительно в своих узкополитических интересах”.
Имеется также тезис о наличии колебательного этапа в среде западноармянства относительно путей решения Армянского вопроса - “интернационализация”, либо сохранение “статуса вивенди” (“текущего момента”). Армен Манвелян отмечает: “В этот период среди армянства Константинополя и армянской интеллигенции вообще бытовало мнение, что интернационализация Армянского вопроса и внимание “христианских” и “цивилизованных” держав к армянам облегчат положение армян, находившихся под жестоким турецким игом. Однако промежуток времени от Сан-Стефано и до Берлинского конгресса, а также начавшаяся между державами дипломатическая борьба показали, что армянский вопрос и судьба целого народа были всего лишь поводом для держав для совершения новых земельных захватов у агонизирующей Турецкой империи.
Интернационализированный Армянский вопрос так и не получил своего разрешения, а периодически подвергающийся погромам армянский народ - не получил защиты и содействия европейских держав, что было предначертано договорами в Сан-Стефано и Берлине”. С точки зрения современности, отмечается необходимость отказа от интернационализации: “Армянский вопрос не должен оказаться в центре борьбы международных держав, тем более сегодня, когда существует независимая Армения и пройденный исторический путь со всеми своими ошибками, победами и поражениями”.
В целом 16 статья Сан-Стефанского договора и 61 статья Берлинского конгресса создали новую ситуацию для Армянского вопроса. Они практически закрепили использование понятия “Армения” за Турецкой (Западной) Арменией, игнорируя нахождение её составных частей в Российской державе и Персии, что станет затем поводом для появления разных инсинуаций типа “армяне - ищут Армению”. При этом палитра воззрений в армянской историографии вокруг Армянского вопроса как по содержанию, так и по фактическому материалу более обширна и значительна, чем это делают азербайджанские исследователи. Используемые ими положения “марксистских” историков вновь приводят к искажению исторического процесса, зашториванию Армянского вопроса и его изучению.
Тунян В.Г. " Армянский вопрос: мифотворческий аспект" Ереван, 2015 г.
Скачать книгу можно по данной ссылке